С родниковцем Юрием Михайловичем Бурсиковым я познакомилась в 2002 году. Это был пожилой, страдающий болезнью человек, уже не встающий с кровати, за которым ухаживала его жена. Юрий Михайлович рассказал мне о своей жизни, одним из ключевых моментов которой был его арест в годы сталинских репрессий и жизнь на каторге. Этот рассказ, записанный со слов Юрия Михайловичав, я сейчас и предлагаю вам.

                                                                      Бурсиков Ю.М. в молодости.

                    Политкаторжанин

«И сейчас, бросая взгляд в прошлое, думаю: «За что же я сидел?»..

Чашу боли, чашу горя

Выпил я до дна.

Из моих надежд в неволе

Только ты одна.

Ты одна в моем сознанье

Звездочкой  горишь,

Ты мое воспоминанье,

Жив тобою лишь.

Вспомню взгляд твой –

И согреет, и к себе зовет,

Когда Север свирепеет,

Мою душу рвет.

Это стихотворение родниковец Юрий Михайлович Бурсиков написал в ссылке за Полярным кругом. Посвятил своей невесте, которая ждала его из заключения. Ждала более семи лет.

Начало

Родился Юрий Михайлович в  1925 году в деревне Тайманиха. С 12 лет летом работал, помогал родному колхозу. После окончания восьми классов пошел слесарем в мастерскую по ремонту машин.

1941 год. Отец и брат Юрия ушли на фронт. Он остался единственным мужчиной в семье. В армию Юрий был призван лишь после окончания войны. Направлен служить в Таманскую дивизию. Закончив курсы подготовки политсостава Московского военного округа, Юрий Михайлович был назначен помощником начальника политотдела по комсомолу Таманской дивизии.

Арест

Бурсиков Ю.М.В заключении.

Из воспоминаний Юрия Михайловича Бурсикова:

- Это случилось осенью 1949 года. Наша дивизия выехала оказать помощь Можайскому району. Двигаемся по Минскому шоссе. Вдруг колонну объезжает машина. Команда: «Остановиться!». Сержант из машины говорит нашему комдиву генералу Комарову: «Старшего лейтенанта Бурсикова срочно требуют в политотдел дивизии».

Прибыли к пункту назначения. Мне дают бумагу – «срочно откомандировать Ю. М. Бурсикова в распоряжение главного политуправления Советской Армии в одной из стран народных демократий для передачи опыта работы комсомольских организаций». Приказали идти в часть, сдавать постель, оружие. Иду – а по коже мороз. В казарме дружок мой Мишка Пёзднер, с которым мы задушевные беседы вели, увидел меня и стал за печкой прятаться. Тут я все и понял: «Сволочь ты!» –  говорю. (Позднее на следствии мне показали донос, написанный рукой Пёзднера.)

Втиснули меня в машину на заднее сиденье. Привезли. Сняли погоны. Бросили в КПЗ. Через семь суток отправили в Бутырскую тюрьму. Узкое помещение, стены обиты пружинистым матрасом, чтобы подследственный не мог разбить голову – покончить жизнь самоубийством. Из Бутырки перевели в Лефортовскую тюрьму. Позднее я узнал, что два следователя отказались от ведения моего дела, ничем не мотивировав свой поступок.

Лефортово – тюрьма для политзаключенных. Следователем у меня был назначен Ищенко – большой спец и опытный «раскрутчик» таких дел. В ход пошло все: угрозы Сухановкой (откуда живыми не возвращаются), голод, недосыпание. Одиночка. Дважды в сутки вертухай (надзиратель) через кормушку передает овсяную кашу. После отбоя в потолке начинает мигать лампочка. Вертухай: «Бурсиков, на выход!». Длинный коридор. В конце – кабинет Ищенко. Он сам за столом. «Садитесь, подследственный». И всю ночь ни слова не говорит, и засыпать не дает.

…Следствие закончилось через год и два месяца. Меня перевели в камеру смертников. Здесь 30 человек ждали своей участи. В один из майских вечеров надзиратель: «Бурсиков, на выход!».

В кабинете трое в хромовой одежде. «Встать! Именем Особого Совещания при МГБ СССР по статьям 58-10, 58-11, 58-8/19 за антисоветскую агитацию, за групповую антисоветскую агитацию, за террористические  намерения против руководителей партии и правительства приговорить к 25 годам каторжных работ».

Для меня это было крушением всего: убеждений, идеалов, всей жизни. Я понял, что советской власти, ради которой умирали наши отцы, которой поклонялись мы, просто не существует…

                                        1-Ю-571

Воркута. Шахта. Каторжане, добывающие уголек. Бежать некуда – кругом тундра. Юрий Михайлович Бурсиков, впрочем, уже не Юрий Михайлович Бурсиков, а номер 1-Ю-571. На шапке, на левом рукаве, на правой ноге и на спине у каждого каторжанина свой номер.

Одежда – штаны и телогрейка, на ногах чуни (рукава от старой телогрейки и галоши).

                                              Бурсиков Ю.М.около барака второй слева.

Деревянные перенаселенные бараки. Трехэтажные нары. Матрасы, набитые опилками. Постоянная жара – заключенные топили сами, углем, благо его много. Частая  гостья – смерть от истощения. Ведь чтобы получить пайку хлеба 800 граммов, необходимо добыть 12 тонн угля на каждого шахтера. Поэтому многих умерших не сдавали несколько дней – получали за них паек. Постоянно зверствующие эпидемии среди  каторжан.

Как это ни покажется странным, именно эпидемия брюшного тифа и спасла Юрию Михайловичу жизнь. Он попал в санчасть. Там мерилом болезни являлись выступающие кости таза. Если они видны, значит, каторжника можно начинать лечить. В санчасти врач Благодатов, земляк Юрия Михайловича, оставил того при больнице носить пищу и убирать за больными.

- Через два месяца я окреп, – рассказывает Юрий Михайлович. – До сих пор помню, как Благодатов, заходя к нам, спрашивал: «Ну, как у поэта дела?». Я ведь тогда стихи писал…

Снова «Товарищ»

Из воспоминаний Юрия Михайловича:

- Пробыл в лагере я шесть лет. Однажды, а шел 1957 год, вызывает меня начальник лагеря и говорит: «Завтра поедешь в Воркуту без охраны. Поедешь в прокуратуру и спросишь подполковника Гущина».

Захожу в кабинет к прокурору. А он: «Давай разбираться по твоему делу». Трое суток провели мы в кабинете. Даже ночевали здесь. Еще через день приехала правительственная комиссия по пересмотру дел осужденных Особым Совещанием.

…Захожу. За столом трое. Один, помню, брат Куйбышева, говорит: "Так вот, товарищ (так и назвал меня – товарищ) Бурсиков, мы посовещались и пришли к выводу, что вас арестовали неправильно. Поэтому есть решение освободить вас со снятием судимости, восстановить все права гражданина Советского Союза и воинское звание. Насчет восстановления в партии –  пишите в ЦК”.

Я: «Служу Советскому Союзу».

На второй день я получил паспорт и уехал на родину.

…Знакомые, родные с детства  места: пруд, заросший ряской, береза-двойняшка. Здесь дождалась и встретила Юрия Михайловича та, которой он посвящал любовные строки. Его «звездочка ясная». Они встретились, чтобы прожить вместе долгую жизнь.

Анна ПАРЫШЕВА