| Статистика |
|---|
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
Каталог статей
ИСТОРИЯ УЧИТЕЛЬСКОЙ СЕМЬИ
ЧАСТЬ 2.
VI
Оказавшись волею судеб в ноябре 1927 года в Родниках, Сергей Дмитриевич больно ощутил разницу между новым местом его службы и благоустроенной культурной Шуей. Городом Родники стал совсем недавно – с 1918 года, до тех пор это – большое промышленное село. По преданию, на этом месте был родник, из которого вытекала речка. Отсюда и название поселению, известному с XVII века.
С 1778 по 1918 год село Родники входило в состав Юрьевецкого уезда Костромской губернии. В 1918 году большевики, желая снизить статус городов, где была сильна оппозиция к ним – Ярославля, Владимира, Костромы – исторических центров русской державности и культуры, перевела их в разряд уездных городов, ликвидировав соответствующие губернии, территории которых вошли в состав вновь образованной Иваново-Вознесенской губернии Рабочий город Иваново-Вознесенск, входивший ранее в состав Шуйского уезда, был действительно «вознесён» до уровня центра губернии. Этим подчёркивалось его значение, как места первого в России Совета рабочих депутатов. В это же время рабочее село Родники стало городом, а вскоре самостоятельным районным центром новой губернии, хотя это противоречило желанию многих его жителей, предпочитающих, чтобы Родники входили в состав культурного и развитого Шуйского уезда.
До Октябрьского переворота фактическими хозяевами села Родников были фабриканты Красильщиковы. На текстильном комбинате, принадлежащем им, работало к 1917 году свыше 10 тысяч человек, было установлено новейшее по тому времени оборудование. Красильщиковы занимали ведущее положение в текстильной промышленности России. Правление их Товариществ находилось в Москве, там они имели и ряд особняков. Фабриканты были образованными культурными людьми, знакомыми с известными писателями, художниками, артистами. Много сделали Красильщиковы для благоустройства села, его планировки, строительства социально-культурных учреждений. В центре села были широкие улицы, мощёные профильные дороги с водосточными канавами, поверх которых были положены деревянные пешеходные мостки, сооружен большой искусственный водоём, называемый жителями «озеро». Построены школа, красивый храм, больница, приют для сирот, великолепный клуб и хорошие дома для инженерно-технических работников и мастеровых комбината, народный дом – центр общественных организаций и культурного просвещения рабочих. В Родники приезжали известные артисты, певцы из театров губернии и Москвы. Красильщиковы исходили из убеждения в несомненном преимуществе грамотного и культурного рабочего.
В 1917 году пожар уничтожил значительную часть их предприятий. Владельцы эмигрировали, уехала и часть технической интеллигенции села. Культурная жизнь в Родниках замерла. Вскоре началось восстановление промышленности страны, в том числе и текстильной, возобновлялась деятельность и социально-общественных учреждений. Однако, к концу 20-х годов XX века Родники скорее был рабочим посёлком, причём значительную часть работающих на комбинате составляли жители, приходящие из соседних деревень.
Первое время Сергей Дмитриевич жил в комнате от школы. Очень остро переживал своё одиночество, вынужденный отрыв от семьи, от друзей, от той творческой интересной среды, которая окружала его.
Школа Второй ступени, куда получил назначение Сергей Дмитриевич, открылась незадолго перед его приездом. Для школы предоставили бывший особняк Красильщиковых – отличное 3-х-этажное здание с большим залом, где всю стену занимало венецианское зеркало (в этой школе позднее учились и мы с сёстрами). Школа пополнялась новыми учителями. Для их проживания был выделен отдельный учительский дом. Туда поселили и Сергея Дмитриевича. В коллективе сослуживцев он быстро освоился.
«Коммуна» учительского дома.
Жили дружно, весело, находились общие интересы. В одной комнате с ним жил учитель математики А.А.Иванов (впоследствии профессор одного из московских ВУЗов) Обретение дружеской компании позволило Сергею Дмитриевичу легче переносить разлуку с семьей, но при первой возможности он приезжал в Шую. Выделялся среди жильцов дома директор школы Н.В. Малиновский, приехавший со своей женой-литератором из Костромы, где он раньше заведовал гимназией (до этого он окончил духовную академию и археологический институт). Через Малиновского познакомился Сергей Дмитриевич и с Халезовыми.
Дом Халезовых, расположенный в центре города, привлекал внимание просвещённой интеллигенции города. Хозяин дома Василий Александрович (1867–1927), пользовался особым расположением Красильщиковых, будучи с ними в дальнем родстве. Он, выпускник Костромской семинарии, происходил из среды духовенства. До революции был учителем математики, русского языка, законоучителем и заведующим двухклассным училищем. Одновременно заведовал Народным домом, играющим роль культурно-просветительного центра округа. К 1927 году четверо его сыновей учились или уже работали в Москве (впоследствии стали известными деятелями науки и техники). С родителями жил младший сын Александр с молодой женой Наталией Александровной, а также жена старшего сына с двумя детьми (Галиной и Николаем).
Александр Васильевич Халезов родился в 1904 году. В юности простудился – начался ревматизм, а потом болезнь Бехтерева, лишившая его возможности передвигаться без костылей. Не сгибались ни ноги, ни позвоночник, передвигался он, одновременно переставляя обе негнущиеся ноги. Получить высшее образование мог только заочно, но много занимался самообразованием. Стал отличным математиком, консультировал и репетировал учеников на дому. Хорошо играл в шахматы. Вот с ним и подружился в 1928 году Сергей Дмитриевич, а вскоре образовалась и дружеская троица – с А.В. Халезовым был дружен учитель географии Апольцев Александр Константинович. Кроме дружеских бесед, педагогических разговоров их объединила любовь к шахматам и преферансу (для полной «пульки» присоединялся обычно один из врачей – Прянишников, Куприянов или Гарсков). Встречи проходили обычно в выходные дни, как правило, в доме Халезовых. Силы приятелей – противников по шахматам были примерно равны, что повышало интерес в игре.
Главным же делом его жизни стала преподавательская работа. Здесь, в Родниках осуществилось его желание преподавать в старших классах. Имея свободное время по вечерам, он много готовился по методике преподавания. Проявился его талант учителя, и скоро он стал ведущим словесником города, а его уроки литературы стали любимыми для учеников.
Когда Сергей Дмитриевич уверенно закрепился в Родниках, и появилась надежда на решение квартирного вопроса и трудоустройства Марии Аверкиевны, семья Грамматиных переехала в Родники. Это случилось летом 1929 года. Какое-то время жили в учительском доме среди дружных людей, тепло встретивших маму с малышами. Вскоре сняли квартиру в полуподвальном этаже на Тезинской улице. Мария Аверкиевна сразу устроилась на работу учительницей начальных классов – на одну зарплату мужа прокормить семью было невозможно. Для детей приходилось нанимать няню. Это были девочки-подростки из деревни, которым надо было устраиваться на работу на комбинат. Поэтому они часто менялись.
По воспоминаниям старшей сестры Ирины, нам, детям приходилось порой оставаться одним. До устройства в детский сад мама иногда брала нас с собой в школу – сидели на задних партах в начальных классах. Некоторое время молодые учительницы в школе организовали «детскую комнату» - по очереди дежурили с малышами, которых приводили их мамы-учительницы. Наконец появилась возможность устроить детей в детский сад. Ходили мы туда сами, втроём, держась за руки (7, 5 и 4 года). Через некоторое время семье Грамматиных предоставили коммунальную квартиру в большом деревянном доме на ул. Воровского, 23. Там и прошло наше счастливое (до лета 1938г.) детство.
 Родники, ул.Воровского, дом 23
Первые года два наша семья занимала две комнаты в этом доме. Ещё одну – приехавшая из Австрии еврейская семья Лангенмас. Сам Иегуда Зурахович преподавал немецкий язык на курсах при комбинате «Большевик» и на рабфаке. У них с женой было два сына: Миллер и мой ровесник Эзра. Около 1935 года Лангенмасы куда-то уехали, и в течение трех лет мы занимали весь дом, где, кроме трёх «тёплых» комнат, была большая «холодная», сени, кладовая и коридор, ведущий в пристроенную деревянную уборную. Около дома был довольно большой огород, кусты великолепной чёрной смородины и заросли малины, без всякого ухода дававшие прекрасные ягоды. Рядом с домом был замечательный колодец с деревянным воротом и отличной водой, никогда не пересыхавший. Перед домом – зелёная лужайка, отделяющая улицу от проезжей дороги.
Каждое лето до ареста отца в 1938 году мы всей семьей ездили в родную Шую. Всегда это было большое событие. Выйдя из дома рано - около 5-ти часов утра, шли на другой конец Родников к вокзалу, откуда отходил пригородный поезд до ст. Горкино. Там с волнением ждали поезда, идущего из Кинешмы в Иваново - стоянка его была не более двух минут. Вокзал в Иванове казался громадным. Во время ожидания получали от родителей какие-нибудь необыкновенные сладости: ромовую бабу или шоколадный шар с крохотной игрушкой внутри. Наконец садимся на поезд Иваново-Новки. Через час из окна вагона видим шпиль Соборной колокольни. Ура! Наша Шуя. От вокзала шли пешком (автобусы по городу тогда не ходили). Казалось очень далеко. А вот и знакомая ограда Покровской церкви. В церковной сторожке нам навстречу баба Катя. Дедушка часто еще на службе. Столько радостных слов при виде внуков, такая ласка, внимание. Маленькая сухонькая бабушка трясущимися руками старалась накормить нас заранее припасенными сладостями... Приходит дедушка в длинной рясе. Особый церковный запах, необыкновенное ощущение колючей бороды, любовный и мудрый взгляд. Удивительно, как все мы умещаемся в такой крохотной комнатке. Вот дедушка ведет нас в церковь. Она пуста. Великолепное внутреннее убранство ослепляет. Особенно поражает роспись стен на библейские сюжеты: «Из огромной пасти кита выходит человеческая фигура», «Крылатые люди борются с драконом» и пр. и пр. Стоим ошеломленные.
Во второй половине дня идем на Садовую (бывшую Соборную) улицу в дом Петровых В старинном шкафе дома много отлично изданных дореволюционных книг. Волшебным миром для нас, подростков был амбар с двойной решетчатой дубовой дверью; душевный трепет охватывал при входе. Чего только там не было! Прежде всего фотомастерская с набором старинных фотоаппаратов и стеклянных негативов. Красные фонари, граммофон с огромной трубой, пишущая машинка, старинные вещи - сундуки, лари, сита, инструмент и каталоги на него, замки разного типа и, конечно, журналы. Забравшись на старинный диван, мы с нашими кузенами, которые тоже приезжали в Шую из Москвы и Ярославля, с упоением рассматривали стопки «Нивы» за десятки лет с удивительными картинками и рекламой. А какой великолепный вид открывался из сада, примыкающего к дому!
Главное воспоминание о детстве – это заботливые, умные, трудолюбивые, ласковые, любящие нас, детей и друг друга родители. Я не припомню случая за всю жизнь, чтобы отец с матерью не только поссорились, но даже сказали друг другу резкое слово. Главное для мамы была деловая забота о семье. Отличаясь удивительной скромностью, она была стержнем семьи. Природное дарование, развитое в трудолюбивой семье её детства проявлялось во всём. Всё делалось в доме как бы само собой – всегда была чистота, порядок, всегда выглаженная свежая рубашка мужа, чистое постельное бельё, аккуратно перешита одежда подрастающих детей, приготовлена еда и т. д.. И всё это при том, что маме, кроме занятий в школе, приходилось и проверять тетради учеников дома, а затем и учиться самой.
Дело в том, что первые годы в Родниках с 1929 по 1934 годы мама работала в начальной школе, а с 1935 стала преподавать немецкий язык в 5-7-х классах НСШ №1. Её знаний языка, полученных в гимназии, было достаточно для этого, но, чтобы преподавать в старших классах, надо было иметь высшее образование; нужно было освоить и методику преподавания. Она поступила на трёхгодичные Центральные Курсы заочного обучения Иностранным языкам, дающие права ВУЗов.
Сейчас, когда есть стиральные машины, ванны, душ, горячая вода, трудно представить, как мама, взяв узел с чистым бельём, ведёт нас троих довольно далеко, через город в баню, расположенную в трёхэтажном фабричном корпусе. Вначале долго стояли на лестнице, медленно по ступеньке поднимаясь по мере выхода помывшихся людей. Затем в раздевалке, оставив на скамье голых детей, она с огромным узлищем, в котором завязана вся её и детская одежда и обувь(!) идёт сдавать эти вещи плюс чистую одежду и полотенца банщице в обмен на номерок. Возвратившись, ведёт нас в банное помещение. Там, взяв шайки, моет нас по очереди. (В старшей группе детсада за мной заходил уже папа, и я радостно шёл с ним в мужскую баню).
Как мама успевала делать всё? Она не могла себе позволить обратиться в поликлинику, перенося простуду на ногах. Слава Господу, что здоровье в основе дал ей крепкое, а выносливость выработалась жизнью. Она осталась в памяти бодрой, неунывающей, с неизменной лаской, счастливой улыбкой встречающей нас, и заботливой, нежной по отношению к мужу..
Наверное, стало немного полегче, когда мы пошли в школу. Сёстры стали помогать по дому, после уроков можно было и погулять. Режим в семье соблюдался довольно строго. Когда я учился в начальных классах – в 9 часов мама уже звала меня с улицы. У нас принято было делиться впечатлениями о прошедшем дне. Собираясь вечером за столом, дети «отчитывались» о своих успехах, а родители рассказывали, что было интересного. До 1934 года в доме не было электричества. Над обеденным столом висела большая керосиновая лампа «Молния». Папа приходил с работы довольно поздно. Он брался за любую возможность заработать деньги на содержание семьи, но при этом соблюдал непременное условие – работа эта должна быть преподаванием своего предмета – родного языка и литературы.
Очень быстро в городе оценили его талант – «педагога от Бога». Он возглавил районную секцию словесников.
 Секция словесников в Родниках. 1936 год (Сидят слева направо: Русина С.М., Грамматин С.Д., Халезова Е.М. Стоят: Перепелкина Е.И., Смирнова О.С., …, Виноградова)
Кроме старших классов средней школы, преподавал в школе ФЗС – фабрично-заводской семилетке и ФЗД – десятилетке, на рабфаке по подготовке в ВУЗ, на различных курсах по подготовке в техникумы, по подготовке преподавателей школ первой ступени, вёл консультации заочников. Во время движения стахановок-многостаночниц занимался подготовкой к поступлению в Ивановскую промакадемию знатных ткачих и руководителей комбината. Входил в штат преподавателей этой академии. К работе своей относился очень серьёзно и творчески. Несмотря на приобретённый опыт и знания, готовился к каждому уроку, часто репетировал вслух, ходя по комнате, изыскивал постоянно новые методические формы, стараясь заинтересовать учеников.
Сергей Дмитриевич много занимался и общественной работой. Кроме докладов на конференциях по учебной тематике, он выступал с лекциями по результатам Всесоюзного Съезда Советских писателей, к юбилеям писателей и поэтов. Будучи блестящим рассказчиком, он участвовал широко в художественной самодеятельности как чтец-декламатор, пел в хоре, выступал перед различной аудиторией клубов, рабочих коллективов, в том числе и в домах отдыха с рассказами Чехова, Зощенко, Гоголя. Значительную работу провёл по подготовке и проведению юбилея Пушкина в 1936 году.
Имея общительный характер, эрудицию и чувство юмора, Сергей Дмитриевич часто был «душой компаний». Был любезен и внимателен по отношению к женщинам, хорошо танцевал, всегда был аккуратно одет. Был остр на язык – высмеивал невежество и тупость, в том числе и своих некоторых коллег и начальство. Думается, не все за это его любили. Совсем иную, добродушную иронию вызывали у него «ляпсусы» в сочинениях учеников, которые он коллекционировал. Очень следил за грамотностью речи и детей своих, и учеников. Не терпел нецензурных выражений. Был очень выдержан, никогда не повышал голос. Имея редкие волосы и раннюю лысину, летом носил белую фуражку. Из-за сильнейшей близорукости (-12) без очков был совершенно беспомощным; любил нам демонстрировать, как от солнечного луча через его очки загорается бумага. Любил астрономию – небо и звёзды всегда тянули его. В технических вопросах был как ребёнок. Как-то решил отремонтировать будильник – остались «лишние» детали. С ужасом рассказывал о станках комбината, когда готовил известных на всю страну стахановок-ткачих многостаночниц – Лапшину и Одинцову. Бытовых хозяйственных навыков он не имел.
Главным в жизни Сергея Дмитриевича была, конечно, семья. Он боготворил жену, и за нежную любовь она прощала ему его увлечения шахматами и преферансом, участие в клубной самодеятельности. Отец глубоко ценил доверие жены и, приходя домой, подробно делился с мамой своими впечатлениями.
Почти каждый вечер отец читал нам что-нибудь интересное, разыгрывая при этом сцены, например, обыгрывая великолепно гоголевского «Ревизора». Любил он очень компании наших друзей, проводил импровизированные вечера, игры. У нас всегда было много молодёжи, особенно подруг моих сестёр. Отдельный вопрос – шахматы. Научил отец меня, когда было мне лет пять. Подарил шахматный кодекс, организовывал матчи «на первенство дома». Причём условия матча были подробно расписаны – указывался не только регламент, но всегда с юмором и правила поведения – « после проигрыша грустить умеренно – губы не дуть». Предусматривался матч-реванш. Я играл серьёзно и любил выигрывать – потом, конечно, понял, как мудро вёл игру отец, в то время игравший в силу второго разряда. Счёт у нас всегда колебался то в одну, то в другую сторону, но чаще на 0,5 очка он уступал мне. Радости моей не было предела. Заставляя меня трудиться, он с каждым разом усложнял игру, сделав меня неплохим игроком. Так во втором классе 8-ми лет я на школьном турнире занял второе место, уступив лишь сильному девятикласснику. Благодаря отцу, я тоже полюбил шахматы на всю жизнь. Любил отец всякие розыгрыши, мог поиграть с детьми в лапту, прокатиться с детской горки.
Самое счастливое время для нас было 1935-37 годы. Жизнь в стране стала налаживаться. С отменой карточек с 1 января 1936 года продовольственные проблемы стали отходить на второй план. Была проведена аттестация учителей и повышена им зарплата. В семье нашей царили радость и согласие. Мы, дети, постоянно видели взаимную заботу и сердечные отношения родителей как друг к другу, так и к нам. Учились мы хорошо. Родители воспитывали нас в духе патриотизма к нашей великой стране. Мы были пионерами и верили в правильность пути нашей партии и правительства, в идеи коммунизма…
В 1935 году всей семьей мы ездили в Решму – посёлок на Волге, где работал главным врачом двоюродный брат Сергея Дмитриевича – Сергей Николаевич Миловский. На обратном пути в Кинешме мы стали свидетелями, как встречали героев-челюскинцев, спасённых из ледяного плена, в котором оказался знаменитый ледокол «Челюскин». Это было время героев страны, великих перелётов Громова и Чкалова, полярников Шмидта, папанинцев и др. В 1936году была принята новая «Сталинская» конституция, предоставившая права бывшим «лишенцам», в т. ч. служителям культа и членам их семьи.
1936-38 г.г. были одновременно годами относительного материального улучшения и годами общего страха и разобщения (мы, дети, этого, правда, тогда не ощущали–пионерская организация внушала оптимизм). Родители смогли съездить в Москву и Ленинград. Привозили необычные для Родников подарки – настольные игры, серсо, папки-портфели. В памяти это осталось как золотое время жизни. Мы шли с удовольствием в школу, и спешили домой, где ждала радость встречи с родителями. А какие рассказы о дворцах Ленинграда, Петергофа, о московском метро зачарованно слушали мы! На лето 1938 года мечтали о поездке на море…
Осенью 1937 года наша семья увеличилась – к нам из Шуи переехал дедушка. В этом году была закрыта Покровская церковь, где он служил с 1928 года. Он оставил церковную службу после 44 лет священнической деятельности. С закрытием церкви предложили ему освободить и сторожку, где он жил с женой с 1928 года. В августе скончалась его жена, наша бабушка Екатерина Михайловна. Всё имущество дедушки при переезде убралось на одной телеге. Мы очень любили дедушку и были рады его переезду. В Родниках он постриг волосы, носил короткую бороду, гражданскую одежду. Очевидно, по договорённости с родителями, никогда не вёл разговоров на религиозные темы. Я не помню его молящимся, но сёстры вспоминали, что молился он ночью на коленях. Порой он надолго ходил «в лес на прогулку» – посещал одну из немногих действующих в районе церквей в селе Порхачево за. 7 км от города
VII
10 июня 1938 года. "Самый чёрный день в моей жизни".
Такая строчка появилась в моей записной книжке. Ночью отец был арестован. В комнату, где спали мы, дети, не заходили. В комнате родителей был произведён обыск – перерыли бумаги, книги, но я ничего не слышал (так бы крепко спать сейчас). Мама ничего нам не сказала, очевидно, считая всё нелепой ошибкой, которая должна быстро выясниться. Узнал я случайно из разговора соседей. Забрался на чердак и провёл там несколько мучительных часов. Мне было 11 лет. Старшая сестра Ирина вспоминала, что тревожное предчувствие у родителей последнее время было. Да и не могло быть иначе. Оказывается, еще в апреле был арестован А.К. Апольцев. Подробности я смог узнать только через полвека после рассекречивания архивов НКВД, когда ближайшим родственникам осужденных по ст. 58 УК РСФСР стало возможным ознакомление со следственными делами своих родных.
Осенью 2006 года в Нижнем Новгороде в присутствии сотрудника Управления Федеральной Службы безопасности я с бьющимся сердцем читал дело моего отца № 9842/15 1938 года, присланного по моему запросу из УФСБ Ивановской области.. Копию дела снять не разрешили, дозволив делать выписки, чем я и занимался несколько часов, испытывая терпение наблюдателя. Для истории в книге приведены подробные документальные выдержки из следственного дела отца 1938 года.
Во время сталинских репрессий 1937-38 года проводились плановые аресты лиц, выделяющихся на общем фоне во всех сферах общества. «Халезовский кружок» из лучших учителей и врачей города, не мог быть обойдён «вниманием» органов НКВД. К тому же существовала весьма удобная причина для построения любой нужной органам версий. Один из друзей А.В. Халезова – А.К. Апольцев служил в армии Колчака. (Потом был амнистирован, получил разрешение поселиться по месту жительства своего отца) Ему было предъявлено обвинение в создании в Родниках контрреволюционной фашистской организации. В Родниках существовала, якобы, контрреволюционная организация «Возрождение», которая входила в состав русско-фашистской организации в Москве…
"…Намерение – свергнуть Советскую власть, убить руководителей партии и правительства и осуществить реставрацию капитализма. Оружие должно было прибыть из Москвы. Организация занималась и шпионской деятельностью, имея связь с немецким посольством через чеха Гентчке – зятя Халезова. Руководителем «Возрождения» был Халезов Василий Александрович, а после его смерти – сын , Халезов Александр Васильевич и он, Апольцев…. На сборищах велись контрреволюционные разговоры…"
По этим "показаниям" Апольцева были арестованы и другие участники встреч на квартире Халезовых: Грамматин, Зубков, Прянишников и Куприянов. Примечательно, что, указанный Апольцевым «руководитель» вымышленной контрреволюционной организации Александр Васильевич Халезов репрессирован не был. Его вызывали в НКВД, но не арестовали, сочтя, вероятно, что «квота» выполнена, а с таким тяжело больным инвалидом хлопот не избежать.
В составе «Возрождения» назвал Апольцев и лица, несуществующих или давно умерших людей, в том числе из семьи фабрикантов Красильщиковых (возможно, нарочито подчеркивая нелепость своих «показаний»). Можно представить, что переживал Сергей Дмитриевич, читая на допросах эту галиматью, якобы написанную другом и коллегой.
В обвинительном заключении дела есть и «признание» С.Д.Грамматина:
"Признаю вину в том, что состоял членом контрреволюционной организации и вёл контрреволюционную деятельность на протяжении ряда лет…"
Ни в коей мере, конечно, нельзя винить Апольцева за подпись под клеветническими "показаниями", которые явились формальным основанием для ареста и обвинения Сергея Дмитриевича и врачей. Можно лишь искренне пожалеть жертву того жуткого произвола (Апольцев был приговорён к ВМН – высшей мере наказания и расстрелян).
Из материалов всероссийского общества «Мемориал» ясно следует, что практически по всей стране протоколы допросов репрессированных в 1937-38 гг. и по форме и по содержанию (с «привязкой к местности») были идентичны; составлены по методике, разработанной и спущенной сверху. Верховный прокурор Вышинский ввёл правило – «вина признаётся по показаниям обвиняемого». И вот этого «признания вины» любыми, самыми изуверскими, порой, приёмами и должны были добиваться следователи. Взамен быстрых расстрелов без формальностей, которые проводились в период гражданской войны, была введена продуманная изощрённая форма уничтожения неугодных власти людей с предварительным моральным их уничтожением, заставляя их через издевательства и пытки подписывать заведомо ложные, клеветнические «показания», составленные самими следователями (которых, иначе ждала судьба их жертв).
Каким образом подписывался данный протокол, и как шло дальнейшее «правосудие» видно из жалобы С.Д. Грамматина Верховному прокурору СССР в феврале 1939 г., из пересыльного пункта «Усольских лагерей» в г. Соликамске Молотовской (ныне Пермской) области. Вот выдержка из неё:
« Весь протокол допроса от первой до последней строчки – сочинение следователя. Я категорически отверг требование его подписать, но тут возобновились страшные угрозы – отправить меня в Иваново, где мне «переломают рёбра», обещал травить собаками, его помощники пинали меня сапогами. Но всё это я мог бы перенести, если бы не последние угрозы по адресу моей семьи, моих бесконечно любимых детей. В ночь на 16 июня следователь подвёл меня к раскрытому окну кабинета, откуда видны окна моей квартиры и сказал: "Вот там сейчас спят твои дети. Я их уничтожу. Завтра же их выгонят из школы". Я решил, что сопротивляться бесполезно и решил пожертвовать собой во имя спасения семьи своей…. Я стал подписывать страницы одну за другой, не переставая удивляться, как нелогично, безграмотно написан протокол….»
(Полный текст жалобы приведен в книге )
Законченное следственное дело № 9842 было направлено на рассмотрение Особого Совещания при НКВД СССР, которое 1-го ноября 1938 г. приняло постановление:
Выписка из протокола Особого совещания при Народном комиссаре Внутренних Дел СССР
от 1 ноября 1938 г. Дело № 9842/Иван. обл.:
«ГРАММАТИНА Сергея Дмитриевича
за к-р. деятельность заключить в исправтрудлагерь сроком на ВОСЕМЬ лет, считая срок с 10/06-38 г.
Отв. секретарь Особого совещания И. Шапиро»
Таким образом, без суда, заочно так называемая «тройка» определила на 8 лет судьбу отца – заключение в «исправительно-трудовых лагерях».
В августе Сергей Дмитриевич был переведён в Ивановскую областную тюрьму. Там, в неимоверно тяжёлых условиях в душной, забитой до отказа камере, где кроме политзаключённых были и уголовники-рецидивисты, три с половиной месяца ждал он решения своей судьбы.
За время пребывания отца в Ивановской тюрьме мама несколько раз ездила с передачей в Иваново, пыталась что-то выяснить в органах НКВД, но, конечно, безуспешно. В конце лета она поехала в Москву с намерением попасть на приём к Верховному прокурору Вышинскому. Ходила долго вдоль серой громадины на площади Дзержинского, обуреваемая тяжёлыми мыслями. Старший брат Григорий Аверкиевич убедил её, в конце концов, в безрассудности такой попытки: «Ты всё равно ничего не добьёшься, можешь погубить только себя - подумай о детях». Вернувшись ни с чем, мама стала ждать приговора.
Как только он стал известен, Мария Аверкиевна послала заявление на имя Вышинского с просьбой о пересмотре дела своего мужа, будучи глубоко уверенной в его полной невиновности.
Начались месяцы ожидания.
Сергей Дмитриевич продолжал писать жалобы-просьбы и в прокуратуру и на имя Наркома Внутренних дел.
Времена менялись... Желая отмежеваться от кровавых репрессий 37-38 гг. (подобно тому, как в своё время и от насильственной коллективизации), Сталин перед Новым 1939 годом снимает своего ставленника Ежова, а на пост наркома НКВД назначает Берию. Умный и хитрый Берия понимал, что в «кровопускании» требуется передых. Понемногу началась работа по пересмотру следственных дел осуждённых по 58 ст. УК. Таких корифеев, как Туполев или Королёв возвращают из лагерей, снимают с них основное обвинение в контрреволюционной деятельности, но не освобождают полностью, а дают им возможность проявить свои таланты на пользу Родины в «шарашках» – закрытых привилегированных местах заключения.
К концу 1939 года доходит очередь и до «простых смертных».
Далее по материалам дела №9842:
"На основании заявлений С.Д. Грамматина и его жены М.А. Грамматиной" Ивановская областная прокуратура начинает пересмотр дела 9842 и поручает следователю Родниковского района Чистякову провести новое расследование дела под руководством и при участии следователя Ивановской облпрокуратуры Икова.
За период с 10 января по 10 февраля 1940 г. ими были допрошены 8 свидетелей, упоминавшихся в материалах дела, как участники контрреволюционной организации (в том числе и А.В. Халезов, и его жена Н.А. Халезова). Все они отрицали факт такой организации и контрреволюционной агитации, происходившей в доме Халезовых. (Причём, ни один из них по делу не был допрошен и они постоянно находились на свободе.)
В ходе проверки и дополнительного расследования были допрошены еще десяток свидетелей из числа коллег и школьной администрации. Все они характеризовали Грамматина только с положительной стороны, отмечая, что по день ареста он пользовался авторитетом и доверием со стороны РайОНО, дирекции школы, коллег и учеников.
Чистяков отметил что …
«Обвинение Грамматина основано только на показаниях других трёх осуждённых по этому делу, а сам он виновным себя не признаёт и указывает, что ранее данные им показания ложны… На основании изложенного" Народный следователь Родниковского района Чистяков в своем Заключении от 10 февраля 1940г.
"ПОЛАГАЛ БЫ:
Уголовное дело Грамматина опротестовать перед Прокурором СССР. После удовлетворения протеста дело прекратить за отсутствием состава преступления и Грамматина из под стражи освободить.
Нар. следователь Чистяков
С этим заключением согласен: Райпрокурор Родниковского р-на Свекольников".
Вскоре появился ещё более солидный документ:
«ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1940 года, Марта 23 дня следователь Ивановской Облпрокуратуры ИКОВ, рассмотрев в порядке надзора по жалобе осужденного ГРАММАТИНА и его жены Грамматиной Марии Аверкиевны дело за № 9842 по обвинению Грамматина Сергея Дмитриевича по ст.58 п. 10 УК РСФСР
нашел
Обвинение Грамматина в К/р деятельности было основано на показаниях обвиняемых …В своей жалобе Грамматин виновным себя не признает и указывает, что ранее данные им показания являются ложными и вынужденными…. Из вышеизложенных данных видно, что показания обвиняемых…. являются не правдоподобными и полностью опровергаются показаниями свидетелей…. Кроме того, имеющаяся в деле характеристика на Грамматина С.Д. характеризует его только с положительной стороны.
На основании всего вышеизложенного, не находя в действиях Грамматина С.Д. состава преступления, вмененного ему по ст.58 п.10 УК, руководствуясь ст.439 УПК, -
ПОЛАГАЛ БЫ:
Постановление Особого совещания при НКВД СССР от 1/XI-38 г. по настоящему делу отменить, дело производством прекратить и из под стражи Грамматина Сергея Дмитриевича освободить. –
Следователь Облпрокуратуры Иков
СОГЛАСЕН: вио зам. облпрокурора Панфилов»
Всё шло к тому, что Справедливость вот-вот восторжествует. Но у «Вождя народов» к этому времени были другие заботы, которые затмили все другие – подготовка к предстоящей войне. Будучи болезненно мнительным, он, очевидно, опасался, что правда о бесчинствах 1937-38 гг. может помешать его планам. Пересмотры дел по ст. 58 УК были остановлены. Дело № 9842, как и множество других, ждало этого ещё 15 лет.
ИСТОРИЯ УЧИТЕЛЬСКОЙ СЕМЬИ (Часть 3) <div>
</div><div>[font= Roman; color: rgb(255, 0, 0); font-weight: bold; font-size: 10pt; ]P.S. В бумажном виде книгу ( полный вариант ) можно взять для прочтения в публичной библиотеке г. Родники.[/font]</div>
|
| Категория: Исторические события | Добавил: АСГ (03.09.2012)
| Автор: Андрей Сергеевич Грамматин E
|
| Просмотров: 1476
| Рейтинг: 5.0/1 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
